— Капитан, — оторвал меня от «мужского стриптиза наоборот» эмчеэсовец, — а это что за человек у вас к забору привязан?
— Разрешите доложить! Это — пленный! — сверкая гордой улыбкой, давешний часовой встрял в наш разговор, совершенно не подозревая, сколько пунктов устава он нарушил, юный милитарист, блин!
— А это мы, старлей, мародеров взяли, — отвлек я внимание от нарушителя субординации. — Остальных постреляли, а этого взяли.
— Постреляли? — округлил глаза «спаси-меня-от-всего-на-свете».
— Нападение на часового, грабеж, мародерство, нанесение менее тяжких телесных, вооруженное сопротивление представителям власти… — Монотонное перечисление прегрешений, судя по выражению лица эмчеэсовца, произвело должное впечатление. — И все эти милые шалости — в военное время!
Виталик хмыкнул:
— Зуб даю, ты всех и пострелял!
— А че они! — голосом малолетнего дебила ответил я.
Угрызений совести я действительно не испытывал — слишком многое в данном случае переплелось. Конечно, легкое удивление от того, с какой легкостью я вернулся из двенадцати лет гражданской жизни в состояние «война», немного удивляло, но участь отморозков усугубилась еще и тем, что я совершенно искренне презирал и ненавидел вот таких сытеньких, накачанных молодчиков, которые, как показывал мой служебный и военный опыт, очень легко переходят границы, когда дело касается кого-то другого, и крайне трепетно относятся к собственной драгоценной персоне.
Да, в армии в последнее время они редкие гости, хотя друзья, продолжавшие тянуть лямку, рассказывали, что в связи с изменениями последних лет многие из таких приходят сейчас служить после институтов. Про подвиги их они тоже рассказывали. Вроде обещания позвонить с жалобой крутому папе после получения наряда от комроты.
— Да не… — протянул Виталик, — я так, узнать просто. Кстати, тут тебе подарок от местного военкомата, — покопавшись в недрах машины, он протянул мне сверток.
«Ба, с чего бы это?!» Сверток оказался камуфляжной курткой на молнии с капитанскими полевыми погонами, причем «камок» был той расцветки, которую обычно носили летчики.
— С чего такое богатство?
— Майор Ласин свою старую вам прислал, — ответил вместо Виталика летчик. — Посчитали, что форма вам будет нужна. Подполковник, — он покосился на Сибанова, — коротенько рассказал в штабе про ваши былые подвиги, так что вы у нас тут, считай, главный «полевой командир». Вот и бумаги выправили, — и он протянул мне сложенный пополам лист.
«Предписание… Назначается ответственным… Оперативный район „Думаново — Марьино“… оказывать полное содействие», — пробежав глазами документ, я задумался.
«Сильно на мандат времен Гражданской похоже. Какая-то странная цидулька. Если рассмотреть вопрос повнимательнее, то, выходит, всеобщую мобилизацию объявить не успели, а сейчас мы имеем дело с самодеятельностью местного военкома. Странно, почему оповещение не прошло? Неужели спутники все разом загасили? Верится слабо — в последние несколько лет в эту сторону какие-никакие, а деньги потекли. Да и большие шишки первым делом в ЗКП должны были броситься, шкуры свои спасая… Ладно! — мысленно махнул я рукой. — Со стратегией этой и потом разобраться можно будет! И понятно, почему местное командование назначило меня старшим, а не Витальку, к примеру. Тут ножками топать надо, и стрелять, и морды бить, а у него наклонности другие — ему бы мозгой шевелить да интриги плести».
— …ля, это произвол. Я буду жаловаться прокурору области! — Визгливые крики выдернули меня из задумчивости.
Как выяснилось, это пленный молодчик, заметив официальных лиц, решил покачать права и теперь оглашал окрестности угрозами вперемежку с нецензурщиной.
Сибанов стремительно подошел к парню.
— Прокурор, так? — чуть насмешливо он поинтересовался у горлопана.
— Да, мля! А ты что за хрен с горы? — несмотря на то, что стоял он на коленях и был примотан к хлипкому штакетнику куском проволоки, мародер говорил нагло и развязно. — Я с такими придурками разговаривать не собираюсь! Вы у меня все по статье пойдете! Вот сейчас господа военные во всем разберутся и…
Хрясь! — кроссовок Виталия прервал тираду, впечатавшись в подбородок наглеца. От удара пленный опрокинулся назад, и целая секция штакетника завалилась под его весом.
«Хлипковат заборчик оказался!» — отметил я про себя.
— Капитан, грабеж был? — громко спросил Сибанов.
— Был, — я ответил машинально, сперва не поняв, к чему еще раз говорить об одном и том же, но потом заметил, что на дороге около штаба собралось человек двадцать из числа наших подопечных, и сообразил, что именно затеял мой друг.
«Слегка Диким Западом отдает, но по-другому вышло бы дольше и муторнее».
— Нападение на часового было?
— Часовой предупредил этого… — Виталик вовремя спохватился и проглотил соответствующее наименование, — о последствиях?
— Да.
— Так чего тянуть? — И, повернувшись к собравшимся на дороге, Сибанов крикнул: — Эй, буксировочный трос есть у кого?
— Зачем, командир? — спросил степенный здоровяк с длинными вислыми усами, при взгляде на которые мне отчего-то пришел на ум ансамбль «Песняры» и их фронтмен Мулявин.
— Повесить, вон на том знаке, — просто ответил Виталик, показав на дорожный указатель. — Патронов у нас кот наплакал, а по законам военного времени за его «милые чудачества» вышка полагается, невзирая ни на какие моратории.
— Э, — озадачился усатый, — какое военное время?